хотя ЕМ бы сказала: "какое бездействие? ты учишься, работаешь, рисуешь, занимаешься спортом, еще и собираешься волонтерить". да, это правда. но правда также в том, что я переживаю все это как огромную пустоту.

и еще правда в том, что я куда больше я, когда лежу на диване и разглядываю потолок. а то, что происходит там, это какая-то фальшь. глупо все.

оглядываясь назад на все, что происходило, очень трудно понять, как это все вместилось в одну жизнь.
тем более мою.

Неделю не выходила из дома, в комнату даже дневной свет не попадал.
Чувствую, что проснусь я в 30 лет и пойму, что у меня нет никого (наверно даже собаки не будет). Хочу общаться с людьми, но это сложно. Пытаюсь найти своего человека, а все никак.

когда Дед спустился забрать почту, случилось страшное - сломался лифт. Дед вынужден был подняться на 5 этаж своими двумя. в этом доме, если лифт уже ломался, его буквально отправляли в кому на недели. хотя чего его там чинить, казалось бы. может там кнопку вызова зажевало просто. но даже людей у нас лечат так же долго по любому поводу. вообщем, ждать было нечего.
7 минут ушло, чтобы добраться до второго этажа. Дед стал посреди площадки и услышал в одной из квартир потрескивание масла на раскаленной сковородке. пахло грибами, рыбой и свежими пирожками. Дед стоял и представлял, какой вкусной может быть начинка и какая красивая краснощекая женщина с мягкими руками все это готовит. для кого-то готовит же. но не для Деда. там, наверное, ни одного пирожка для него.
13 минут ушло, чтобы взобраться на следующий этаж. там слышались не двусмысленные звуки физической любви. переводя дух, Дед думал и прикидывал, можно ли по звуку определить, что связывает людей, оказавшихся в одной постели, как долго они вместе и хотят ли быть вместе еще дольше. ему стало страшно любопытно, хотят ли они семью и детей или они уже есть семьей и как раз сейчас их дети в школе.
18 минут потребовалось на то, чтобы с третьего этажа взобраться на четвертый. там звуки были ярче всего. слышен был детский смех. звонкий, как колокольчик. раскатистый, как гром. Дед подумал, как прекрасно иметь детей. секс - это хорошее чувственное удовольствие. эрос - это избавление от одиночества, блаженство от присутствия человека в твоей жизни. филия - это радость разделить свои успехи и неудачи с другим. а дети - это арго, счастье от безоговорочной любви.
24 минуты до 5 этажа. там тихо. соседи на работе. в квартире пусто. пока Дед дошел, его любимый сериал уже закончился.

хочу сидеть ночами напролет за маленьким допотопным ноутбуком и складывать слова в предложения.

Лилит тощая и страшно этим гордится. она говорит, что увеличить грудь для роли ватой или носками гораздо проще и безопаснее, чем уменьшать эластичными бинтами.

Он меня за талию и я таю

Всё теперь слишком - слишком морозный воздух, выбивающий из глаз сухие слёзы, оставляющие еле тёплые полосы на щеках, слишком шуршащие под ногами и опадающие с деревьев листья, изредка касающиеся моих осунувшихся плеч, и слишком пахнет забродившими яблоками ветер, проникающий за ворот куртки.

Я вновь обветриваю губы, закуривая третью по счету сигарету, и нервно ломаю спички. Ты что-то рассказываешь про своих друзей, про ваши попойки и про случайные поцелуи с другими мужчинами, а я старательно отвожу взгляд от твоих наверняка тёплых рук, поправляющих неровно прокрашенные локоны, которые кое-где - на осеннем холодном солнце - все также отливают зеленью, от твоих всё таких же пустых голубых глаз, в которые когда-то был безнадежно влюблен, и припухлых губ со слоем скатывающейся розовой помады. Ты улыбаешься, смеешься над моим простуженным голосом и будто бы случайно дотрагиваешься до моих подрагивающих пальцев, сжимая на них свои мягкие ладони.

- Что ты хочешь от меня? - Я даже не смотрю на тебя, упрямо уставившись на проезжающие мимо машины и стараясь не чувствовать тепло твоих рук.

- Просто.

Закуриваешь излюбленный парламент, пачкая фильтр розоватой помадой, выдыхаешь едкий горячий дым, которым пропахла вся твоя одежда и - наверное - уже и душа, и поворачиваешься ко мне, с интересом рассматривая моё неожиданно постаревшее лицо.

Мне муторно смотреть на твои запутавшиеся волосы, с каждым годом становящиеся всё короче и короче, на твои тонкие светлые пальцы, неуклюже держащие сигарету, и на искусанные пухлые губы, уже давно исцелованные десятками других - чужих - губ.

Срываюсь. Нелепо кривлюсь, стараясь улыбнуться, через силу бросаю холодное: «Прощай», - и, не оборачиваясь, бегу по незнакомым мне кварталам с одной только мыслью - затеряться, забыться, забыть…

А меня встречает всё тот же слишком холодный, промозглый ветер, от которого леденеют пальцы, слишком тёплые слёзы, скатывающиеся из прищура проржавевших глаз, и приторно сладкий запах забродивших яблок.

И ты для меня вновь - слишком.

Мир, который я создавал оказался слишком большим, чтобы ежечасно уживаться с ним. То ли дело, была бы это одна комната да одно маленькое окошко. Опять я зацикливаюсь.

мне страшно оттого, что вокруг меня каждый день умирают люди

почему никто не предусмотрел вариант, когда нет верного компаньона, и никто тебя не удержит, если ты будешь падать? почему никто не подумал о том, что кто-то пропустил этот момент в детстве или даже юности, когда обычно находишь человека, с которым идешь вершить горы и покорять это захолустье, называемое городом?
почему всегда и везде приключения предусмотрены на двоих?

как найти кого-то, когда все уже должны быть найдены?

ночью хожу по коридорам общежития в одной вязаной кофте до колен.
и больше ни че го

все хорошо и спокойно вечером в грозу, многое происходит, но ничего важного.как, например, меня уволили с работы в тот же день, как я устроилась и заплатили 200 рублей, на которые я купила сигареты и вино.
или как вдруг парень с первого этажа объявился спустя 1,5 года с 4 бутылками вина и фалафелем, и как мы потом валялись в траве и целовались.
или как в деревне на чердаке я нашла Фауста Гёте и весь день читала, а потом меня покусали какие- то жуки с чердака и началась аллергия.
или как я зашла в нашу комнату, а она лежала на полу, слушала mewithoutyou и плакала, я легла рядом и не было ничего лучше этой музыки, а потом она сказала, что уедет, потому что у нас нет работы и денег, чтобы платить за квартиру, а мне придётся вернуться домой, но где мой дом, я так и не решила.

Можно сколько угодно экспериментировать с внешностью, но, пока не договоришься сам с собой, кто ты и чё тебе вообще надо от этой жизни, успокоение не наступит. А когда оно наступит, будет казаться, что что-то не то: слишком ровно, слишком всё одно к одному. Это шизофреническое шило с его биполярными расстройствами доведёт когда-нибудь до чего-то великого: ужасного или не очень - неизвестно, но оно отыграется за всё: за то, что его травили таблетками, запирали психологическими практиками и медитациями, покорно признавали, а потом показно отказывались и в упор игнорировали. И где-то поверх всего этого, как непреложная аксиома, плавно колышется подспудная полумысль, что однажды всё устаканится. Эта идея настолько робко смотрится на общем фоне, что кажется, ей даже неприлично существовать - но на то она и подспудна: выстрелит однажды и в самый крайний момент. Так и живу, надеясь на это, как на подушку безопасности, увиливая от столбов и кюветов.